Первые свои строки я зарифмовал в 10 лет в больнице, куда я попал с аппендицитом. Не помню уже, что меня на это подвигло, но порыв был настолько силен, что я, за не имением  карандаша, просто руками вырывал из подвернувшейся под руку газеты буковки и слюной приклеивал их в нужном порядке к бумаге. Увы, сей шедевр для истории не сохранился, и я даже не запомнил, что там было написано.

Желание рифмовать строчки вернулось только через шесть лет, когда я уже был студентом строительного техникума. Помню, в общежитии у меня под подушкой лежал томик стихов Есенина. Скорее всего, эти чтения и вдохновили меня на то, что я почти каждый вечер выдавал по “стихотворению”, которых вскоре накопилась целая книжечка.

И вот однажды в нашем учебном заведении  в рамках какой-то программы выступили два гостя, два поэта из Киева. Один из них писал на русском языке, другой на украинском. В конце выступления было предложено тем, кому есть что показать по части поэзии, подъехать к ним в гостиницу.

И я поехал. Разумеется, к русскоязычному, так как на родном украинском у меня было только одно стихотворение.

Тот почитал, помялся и корректно объяснил мне, что рифмовать  строчки  и писать стихи — не всегда одно и то же. Озадаченный, я попрощался и вышел на улицу и решил зайти перекусить  в соседнюю столовую, где нос к носу столкнулся с другим поэтом. Сели за один столик, и я все же показал ему продукт своего творчества.

Ген, на рідній Україні
Ходять хмари сині-сині
Навесні.
Як впадуть ранкові роси,
Сонце кине промінь косий.
Вдалині, на зеленому узліссі
Шелестять берези листям
В ранній час.
Десь у полі пісня ллється…
І щасливо засміється
Серце враз.

Вы будете смеяться, но он меня похвалил. Теперь-то, с высоты нажитого опыта и прожитых лет, я и сам понимаю, что это единственное тогда, написанное на родном языке стихотворение, еще могло претендовать на право называться поэзией.

К сожалению, тетрадка с теми первыми наивными стихами потерялась. Я ее сдал, уезжая на каникулы, вместе с юношескими любовными письмами и другими бумагами в камеру хранения студенческого общежития. И по возвращении эту коробку так и не смогли найти. А жаль, я бы смог что-то из написанного дотянуть до нужного уровня.

Хоть я и отнесся к словам русскоязычного поэта с присущей юности снисходительностью, зерно сомнения в мою душу было брошено, и я принялся за учебу. Старался читать не только стихи признанных поэтов, но и всякие аннотации и критические статьи. Ну и, опираясь на новые знания, продолжал писать сам. Теперь уже по-другому, по многу раз переделывая написанное. Получались большей частью грустные, а местами очень грустные стихи. Наверное, настроение было таким, что хотелось

…Песчинкой в вечности затеряться,
Навеки сгинуть в речной тиши
Со всеми тайнами и долгами…
И только волны пойдут кругами,
Как позывные моей души.

Эти строчки были вызваны реальными переживаниями или надуманными — уже не так важно.
После техникума я был направлен в Ленинградскую область  на строительство ЛАЭС и молодого города Соснового Бора. Все прошлое осталось на родине. Вот тогда я понял, что выражение “солнечная Украина”  не просто набор слов, а реалии, сильно отличающиеся от местных.

Работа мастером на стройке, неплохая для молодого и не женатого  зарплата, относительная независимость в делах и поступках — это уже было не то, что жить на стипендию да посылки от родственников. 

В нашем СМУ работал художником-оформителем  молодой, но очень продвинутый по части русской литературы парень. Леня нашел во мне благодарного слушателя и пытливого ученика. Он познакомил меня с поэзией Ахматовой и Цветаевой, Пастернака и Мандельштама, других интересных поэтов, чьи имена  в те времена не были на слуху.  Леня был для меня как бы компасом в книжном море. И постепенно внушил, что стройка — это не мое, что я должен заниматься литературой.

Забегая вперед, скажу, что мы оба перебрались в Ленинград. Я поступил в университет, а Леня просто поближе к культуре. Пару раз мы встречались. Но меня закрутила новая жизнь, и как-то незаметно следы Лени как-то потерялись. Вроде бы уехал к себе на родину, в Сибирь. Как бы я хотел хотя бы что-нибудь узнать о его дальнейшей жизни!

Вот кое-что из написанного в тот период.

ОСЕНЬ

Снова осень туманы примерила,
Снова осень, печалью светла,
Журавлям свои песни доверила,
В золотые дожди увела.
Удивила неяркими красками
Да тоской журавлиных ключей,
Одарила щемящими ласками
Обжигающе чистых лучей…
Так велось со времен мироздания,
Угасая, в немом забытьи
Мать-природа в момент увядания
Не скупится на ласки свои.

ОСЕННИЙ ПЛЯЖ

Опустевшие пляжи… наверно, едва ль
Их наряды ни в ком не разбудят поэта.
На осенние пляжи ложится печаль,
Словно легкая тень отгоревшего лета.

Мы не раз и не два приходили сюда
И бродили с тобою по пляжу часами,
Где туманила взоры морская вода
С растворенными в синей дали парусами.

А теперь только дюны да мокрый песок,
Да щемящая грусть по ушедшему лету,
Да пылающий остров — прибрежный лесок,
Как укор вездесущему серому цвету.

Этот сладкий, до боли пронзающий миг,
Когда мир и природа прощаются с летом,
Когда ты словно редкую тайну постиг -
Ощутить, как душа наполняется светом.

Через пару лет работы на стройке я понял, что это действительно не мое. Люди хоть кирпичи кладут или панели монтируют, а ты стоишь и даешь ценные указания. А время как бы проходит мимо тебя. Конечно, и такая работа нужна и важна. Но, как говорится, каждому свое. И я оставил заочную учебу в ЛИСИ и стал готовиться к поступлению на факультет журналистики. Решил, что это оптимальный плацдарм для дальнейшего покорения карьерных вершин.

Но для этого необходимо было представить несколько печатных работ. И я написал парочку стихотворений на местную тематику, которые опубликовал позже в районной газете “Балтийский луч”.

Во всем величии встает,
На мир бойницами взирая,
Российской доблести оплот,
Твердыня северного края.
Под стук копыт и звон подков
Ковало время перемены.
Хранят автографы веков
Полуразрушенные стены…

Это о Копорской крепости после посещения этого величавого архитектурного ансамбля прежних веков. До этого я ничего подобного не видел и был по-настоящему впечатлен увиденным.

…Он встанет, песнями звучащий,
На радость будущим годам,
А мы пойдем в лесные чащи
Навстречу новым городам.

А это о городе Сосновый Бор и его строителях.

Помню, один солдатик-стройбатовец, работавший на подведомственном мне объекте, полдня ходил за мной, заглядывая в рот. Все никак не мог понять, как это его мастер Володя выдумал что-то такое, что никак не вязалось с его прежними представлениями о моей личности.

Впрочем, были и стихи о любви, куда ж без нее.

Я не скандалил в шаге от беды,
Не бил ногой в захлопнутые двери.
И время замело мои следы,
Глубокие от тяжести потери.

Но как забыть, что где-то за версту
Живет она и все начать сначала.
Оставлю одинокою мечту
До лучших дней, как лодку у причала.

Я б ото всех, бессилие кляня,
Закрыл бы душу наглухо на ставни.
Да теплота от прежнего огня
Еще струится в памяти недавней.

Потом были потрясающие годы учебы на дневном отделении в ЛГУ. Годы, без которых я не считал бы свою жизнь полноценной. Может, не все удалось, как думалось и хотелось, но жизнь не переиграешь начисто. А тогда все было впереди, были планы, были надежды, были “умные” разговоры обо всем. Я жил в общежитии, где шесть этажей занимали филологи и два — журналисты. Случалось так, что обедать приходилось в одной комнате, ужинать в другой, а завтракать в третьей. Но ничего такого сильно непристойного, по крайней мере за собой, я не припомню.

На первом курсе я занимался в университетском ЛИТО, которое вел известный ленинградский поэт Глеб Горбовский. Время от времени обсуждали чье-то творчество. Однажды очередь дошла и до меня. И так уж случилось, что люди, благосклонно относившиеся к моим стихам, отсутствовали. Зато пришел какой-то псих, который возмущенно заявил, что раньше, мол, в университете обсуждали того-то и того-то. А тут какой-то… Позже Глеб Горбовский заявил, что, “может что-то здесь и не так, но у этого человека душа поэта”. Но для меня эти слова положения не исправили. Удар по самолюбию нанесен был такой, что у меня все следующие месяцы только при одной мысли о стихах сжимались челюсти. Но со второго семестра у нас начались занятия по информационным жанрам. И неожиданно для себя я увлекся журналистикой. И на второй курс я уже пришел, ощущая себя не столько поэтом, сколько журналистом.

Конечно, сказать, что поэзия ушла в прошлое, я не мог. Я по-прежнему, читал стихи хороших поэтов, помню, безумно обрадовался, когда удалось достать томик Рубцова, он стал одним из самых любимых моих авторов. Но чтобы самому писать — ни-ни…

И все же иногда не выдерживал линию. Но теперь уже мои строчки были не грустными, а озорными и нахальными. Тянуло на хулиганство. Мой хороший приятель Саша Некрасов, писавший стихи на языке коми-народа, как-то попросил перевести одно из своих творений о любви на русский. Вот что получилось:

Невозмутимый, как стена,
Упрямо я иду по жизни.
Но все ж душа тоской полна,
Ну прямо хоть возьми и выжми.
И даже женщин и вино
С недавних пор я ненавижу.
Все потому, что так давно
Тебя, любимая, не вижу.

Кажется, Саша обиделся на меня за такой перевод. Не понял юмора.

В другой раз подставили уже меня. Однокурсник попросил у меня что-нибудь рифмованное для факультетской стенной газеты. Я дал, под рубрикой “Почти серьезные стихи”. Вскоре я увидел свои стихи в стенгазете, но без всякой рубрики:

Тебя в толпе глазами я ищу,
А ты в который раз проходишь мимо,
Стремительная и неумолима.
Но все на свете я тебе прощу,
Когда коснется взгляда моего
Твой хладный взляд, рассеянно блуждая.
И я стою, от счастья замирая,
Не видя и не слыша ничего.
Но кто подскажет, кто мне даст совет,
Ведь от любви еще лекарства нет,
Не получить мне нужного совета.
И в безнадеге рухнуть на кровать,
Любить, страдать, терзаться, ревновать
И молча ждать, не требуя ответа.

Как говорится, получил по полной. А нечего было дурака валять!

Впрочем, свалял еще раз. На военных сборах перед присвоением офицерского звания написал стихи для выпускной стенгазеты. Первое было выдержано во вполне патриотических тонах:

Сегодня не просто воскресный день 
И даже не просто праздник
Для нас, в гимнастерки одетых людей,
Таких молодых и разных…

А вот второе, посвященное нашему старшине, не прошло цензуру командования сборов.

АРМЕЙСКОЕ

Вот и судный наш день настал
Расставанья с перловой кашей.
Вы со мной, строевой устав
И родная казарма наша.

Пролетели как дивный сон
Золотые недели эти.
Алюминьевых мисок звон
Мне милее всего на свете.

Здесь я сущность познал свою,
О былое мое, воскресни!
Как любил я ходить в строю,
Распевая лихие песни.

Но срифмуй я хоть тыщу слов –
Эти дни не вернутся снова.
Был у нас старшина Петров,
Мы птенцы старшины Петрова.

Вот уж есть вспоминать о ком,
Сколько песен ему мы спели!
Он нас в баню водил гуськом
И учил заправлять постели.

Он в казарму входил, как Бог —
Так являются власть и сила!
И от блеска его сапог,
Как от солнца, глаза слепило.

Наш герой не забытых снов
Ты был строг, хоть не был педантом.
Будь здоров, старшина Петров,
Шлют привет тебе лейтенанты.

А это уже стихи более позднего периода.

НА РОДИНЕ

Как чудна, как полна удивительных знаков
Эта летняя ночь на родной стороне!
За околицу! В степь! Где цветение злаков
Разлило аромат по ночной тишине.
Чтобы чудом ночным мне вполне насладиться,
Я прилег на траву, стебельками шурша.
Где-то рядом вспорхнула испуганно птица,
Словно чья-то заблудшая в мире душа.
Надо мной распласталось бездонное небо
Украинское небо с песчинками звезд,
И уже не понять: это быль или небыль,
Или в душу по шляпку вколоченный гвоздь.
А когда над землей, в этом храме Вселенной
Словно свечи, созвездья зажглися в ночи,
Заискрилась душа, замерла сокровенно,
В лабиринте зеркал отразив их лучи.
О,  бескрайнее небо, созвездий интрига,
Я невольно очнулся от мыслей, когда,
Воспылав озареньем последнего мига,
Из космической бездны скатилась звезда…
Этот дерзкий полет оборвавшейся жизни,
Как прощальный салют на краю бытия,
Ярко вспыхнул в ночи над полями Отчизны,
Чтоб навеки отметила память моя…
В обозначенный срок я уехал оттуда,
Где провел каждый день, словно в сказочном сне,
Но с собой увез воплощение чуда -
Эту звездную ночь на родной стороне.

Еще хотелось бы сказать о стихах, написанных на одну тему с интервалом где-то в 20 лет. В итоге получился своеобразный триптих .

ТРИПТИХ

                          I
Проходит молодость моя,
Подумаешь: куда все делось.
Проходит молодость моя,
Не так проходит, как хотелось.
Но удалось, как удалось.
Мечты, как лодки, разметало.
Какой-то дружбы не нашлось,
Какой-то песни не хватало.
Но то, что память изберет,
В ее отсеках сохранится.
Иду, не жалуясь, вперед,
В чужие вглядываясь лица.
К счастливым злости не таю
И легких троп не выбираю.
Я жизнь нелегкую мою
В моих стихах переиграю.
                      II
Ну вот и молодость прошла…
Взмахнули в небо два крыла,
Два глаза вслед ей поглядели -
Кому до нас какое дело?
И жизнь, как поезд под откос -
Кругом вагоны, вкривь и вкось.
Так наши судьбы разметало…
И слов, и голоса хватало,
Да только песни не нашлось.
                     III
Ну вот, дружок, и жизнь прошла.
То ли была, то ль не была.
В земном пути, что был так зыбок,
Так много сделано ошибок,
Так много пройдено дорог…
А вот и осень на порог.
Пусть голос наш звучал местами,
Но в том мы виноваты сами,
Что не сбылось и не сплелось,
Что песни так и не нашлось.

Грустные стихи. Но, наверное, не все было так безнадежно.  Потому что позже появилась и такая вещь.

 К НЕЗНАКОМКЕ

Я очарован Вашей красотой, 
Она, как песня на тропе унылой,
Звучит и с каждой пройденной верстой
Влечет и будоражит с новой силой.

Я шел, мосты сжигая за собой, 
Неся свой крест и мысль, что люди – братья.
Я видел в небе проблеск голубой,
А ночью в бездну падали объятья.

Печальные осенние дожди
И дальних звезд мерцающая стужа
Вели и торопили, мол, иди
К той женщине, кем ты обезоружен.

И я под шепот сладких тех речей, 
Сомненья сняв, как лишнюю одежду,
Бросаю вызов той, чей свет очей
Мне подарил хрустальную надежду.

И такие:

ВЕЧЕР ТАНЦЕВ

В полутемном этом зале
Среди   праздной  суеты
Страсти жмут на все педали
И рождаются мечты.

Вот партнер, мечтой согретый,
В ухо дышит горячо,
А она лучится  светом…
К танцам, а к чему ж еще?

Вдруг заметишь  проблеск  бала:
В танго  парочка прошла.
И парят над буйством  зала
Наши души и тела.

В полутемном этом зале
Среди  праздной  суеты
Нас зовут хмельные дали,
Где сбываются мечты.

ТАЙНА

Теперь мы повязаны тайной,
Что странно спустилась с небес.
Тот дерзкий поступок случайный
Умножил былой интерес.
Пусть был тот порыв легковесным,
С того неслучайного дня
Еще не рожденная песня
Все громче волнует меня.

ПОСВЯЩЕНИЕ

В оно время до весны
В исполненье плана
Вышла на тропу войны
Лыжница Светлана.

Вот, подставив ветру грудь,
После снегопада
Чертит Света верный путь
На дорожках сада.

Ходят палки ходуном,
Скорость нарастает.
В сердце пламенно-хмельном
Дух борьбы витает.

Так свершается разбег
Той большой программы.
Пусть вовек не тает снег -
Тают килограммы.

КОПОРСКАЯ КРЕПОСТЬ

Направив башни в небосвод, 
На мир бойницами взирая, 
В селе Копорье  восстает, 
Твердыня северного края. 

Спешили рыцари сюда
И прочих  шумные оравы.
Она по-прежнему горда
Своей осыпавшейся славой.

Под стук копыт и звон подков 
Ковало время перемены.
Хранят автографы веков
Полуразрушенные стены…

У стен сходились рать на рать, 
И к ним слетались стаи птичьи.
Но навевает благодать 
Тех стен спокойное величье.

Однажды меня попросили подготовить сценарий для юбиляра, точнее, юбилярши. Я подобрал фотографии, отражающие ее жизненные вехи, музыкальное сопровождение, все это надлежащим образом оформил. Среди фотографий я обнаружил листок бумаги с рукописными строчками. Это было признание в любви в форме стихотворения, написанного каким-то поклонником данной особы.

И, как говорится, Остапа понесло. Да простит меня автор этих любительских строчек, что я опошлил его искренние чувства. Но удержаться от «литературной правки» у меня не получилось. А получилось вот такая вариация на тему:

СТРАДАНИЯ

Я хочу жары, чтоб лету быть!
Стать хочу уверенней, смелей!
Жить хочу, любимым быть, любить,
И, чтоб, по возможности, скорей!

Глядя на овал твоих волос,
На твое безумное каре,
Горько задаю себе вопрос:
«Почему живу в такой дыре?»

Губы, грудь – целую их не я,
Жалит обручальное кольцо…
Почему совсем ты не моя?
Обречен я видеть лишь лицо…

Но хочу, чтобы узнала ты,
Есть мужчина, кто всегда готов
Все понять: тебя, твои мечты,
И любить тебя без лишних слов.

Пусть к чернилам тянется рука –
Написал стихи – напрасен труд.
Хоть в глазах пожар, в душе – тоска:
Здесь меня не любят и не ждут.

Все переживу – ведь не впервой,
Кровоточит рана на груди.
Я тебе не свой, хоть плачь, хоть вой,
Лишь одна надежда впереди.

Для меня ты свет в моем окне,
День и ночь тебя боготворю.
Если только улыбнешься мне -
И за то тебя благодарю.

Пусть моим страданьям нет числа,
И в моей душе камней не счесть.
Я скажу, моей ты не была,
Но, скажу, спасибо, что ты есть!

Увы, новые времена вызвали и новые эмоции, появились стихи на злобу дня. 

ПОДРАЖАНИЕ МАНДЕЛЬШТАМУ

Мы живем на уснувшем вулкане, в стране,
Где свободы, и совесть, и честь не в цене,
Где сказать слово правды боятся,
А в эфирах резвятся паяцы,
Что твердят, как стараются наши вожди
Об успехах, которые ждут впереди,
О державе в сиянии славы…
И бросают нам кость для забавы.
Кто сказал, что страну захлестнула беда,
Кто сказал, что мы вовсе идем не туда?
И, чтоб не было больше сомнений,
Растолкует нам сказочный гений.
Застоялось позорное время во лжи,
Где поют соловьями блатные пажи.
Засоряя нам уши пометом
И мозги — записным идиотам.
И пока еще нас не накрыла волна,
Не позволь упырям поглумится сполна,
Этой своре презренного сброда,
Над терпеньем и ленью народа.
Пусть от злобной и грязной своей суеты
Поперхнутся продажные эти глисты.
И придет долгожданное время
Вставить ногу в истории стремя.

НА БАЛУ У САТАНЫ

На балу у Сатаны  
В  ночь, когда уж спят в России
Судьбы мира и войны
Собрались решать витии.

Вот витии стали в ряд:
Понтовито, зримо, круто.
Охранительный отряд
Папы Пу тонтон-макутов.

Тут Михеев, балабол,
С упоеньем психопата,
В меру крут и в меру зол,
Мечет стрелы в супостата.

Вот грозится  Куликов,
Словом гвозди в пол вбивая.
Сатановский, Мудаков
И  Ирина  Яровая…   

 Блудный пасынок армян,
Возомнив себя мессией,
Резво скачет Кургинян,
Штатный шут всея России.

Не скучал чтоб местный люд,
На глумленье и расправу
Пусть своих агентов шлют
Киев, Прага и Варшава.

Помни, русич, всякий раз,
Хоть ложась, хоть встав с кровати.
Что светлее, чем у нас,
Нету в мире благодати.

Жги, великая  страна,
У тебя все больше веса.
Ты в любые времена
Вечный двигатель прогресса.

Так, буквально каждый день,
Опупев, мы слышим снова,
Как наводят на плетень
Тень в программе Соловьева

Записные холуи
Обнуленного владыки.
Кто бы выставил буи
Разудалой этой клике.

Им бы в глотку их слова…
Хоть зверею, но  гляжу я,
Как крученая братва
Учит жить страну большую.

Дайте силы, Небеса,
Не стошнит — уже победа,
Прожевать те три часа
Хамства, мерзости и бреда.

ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ

Страна в плену у негодяев -
Такие нынче времена.
Устами своры краснобаев
Безбожно врет моя страна.

Страна без совести, без чести,
Где нечисть, всплывшая со дна.
Поет осанну лжи и лести,
И правды топчет семена.

Им мало Крыма и Донбасса,
Забава новая — ИГИЛ.
Страна героев новых квасит
В свинцовой тяжести могил.

Им не впервой мочить в сортире,
Умом Россию не понять.
Не верь, что дважды два — четыре,
Коль там решили — будет пять.

Маразм крепчает год от году
Под прессом царственной ноги.
Смогли ведь множеству народа
До блеска вычистить мозги!

Но годы жизни в Зазеркалье
Не всех принудили к тому,
Чтоб телетявканье шакалье
Прильнуло к сердцу и уму.

И пусть витийствуют в экстазе,
Всем передрягам вопреки,
Я верю, вылезут из грязи
Российской доблести ростки.

ПРОРОЧЕСТВО

Мы живем не явлением чуда,
А тревогой ненастной поры,
Как бы новая власти причуда
Не смела нас в иные миры.
А пока под кривлянья и враки
Здравый смысл разбивается  вдрызг
И грядущей предчувствием драки —
Мудозвоньего племени визг.
Вновь интриги плетет Сатана,
Гуще смрад удушающей гари,
И в воинственном тонет угаре
Заложившая душу страна.

ДОРОГА В АД

Для нас давно уже не диво,
Что нечисть, всплывшая со дна,
Страну дурачит в хвост и в гриву,
А слову правды грош цена.

Твердят и Сам, и подпевалы
Для тех, кто верит в миражи,
Мол, наши деды их бивали,
И ты, мол, удаль покажи.

Враньем, кривляньями и чванством
Кишит родной телеэкран.
Глотает сонное пространство
Досужих домыслов обман.

Хохмят, куражатся, трясутся,
Пылают гневом, истерят…
Те, кто успел переобуться,
Спешат мостить дорогу в ад.

А вдруг, в награду беспределу,
Старанья будут зачтены.
Особо резвых пустят к телу,
Чтоб зад лизнуть у Сатаны.

Но, как ни тужатся, едва ли
Найдем мы счастье в той войне.
Мы ломимся в чужие дали,
В родном барахтаясь говне.

Между тем, я вспомнил о языке матери и даже обновил знания, настолько, что оказался способен стихи писать стихи на украинском.

БАТЬКІВЩИНІ

Я не ніс на Голгофу хреста,
Не штовхав конвоїр мене в спину,
Я тебе добровільно покинув,
Бо затьмарила зір сліпота.
Під промінням чужої краси
Я шукав і натхнення, і втіху.
Так життя із завзяттям коси
Все зрізало за віхою віху.
Скаже хтось: тобі скаржитись годі,
В решті решт, ти такий не один.
Є  і світло, й достаток в господі,
Де зростають і донька, і син.
Все то так. Та відлуння нові
Все частіше розрізують тишу.
І гарячі вітри степові
Мою душу, як віти, колишуть.
З кожним днем все густіш сивина
Наче сніг, осідає на скронях…
Не знайшов золотого руна,
Заробив мозолі на долонях.
Випив я свою долю до дна,
Чи ще й зараз продовжую пити?
Краю мій, є моя в тім вина
Що на відстані мушу любити
Простір твій, твої зорі рясні,
Твої ранки і ночі духмяні?
Що без тебе пройшли мої дні
І розтанули в сизім тумані…

НА СОРОКОВИНИ В. ІВАЩЕНКА 

Частіше дощ і рідше просинь, 
Давно замовкли солов’ї, 
Коронавірусная осінь 
Диктує правила свої. 
Стріляє ворог наудачу, 
Що зачаївся в гущині, 
Просту вирішує задачу: 
Чи далі жить тобі, чи ні. 
Той хрест сльозами вже омито, 
По щирості — не напоказ. 
Коронавіруснеє літо 
Забрало кращого із нас. 
Важка й непоправима втрата, 
Що не приснилось би й ві сні, 
Вітчизни вірного солдата, 
Що звав вперед її синів. 
Загоять з часом наші рани, 
Буття не схлине течія. 
Та в небесах людської шани 
Твоє зоріє вже ім’я.

ОДА СОНЦЮ

Для мене сонце як наркотик,
І де знайти на це слова,
Як сяйва сонячного дотик
І тіло, й душу зігріва.
Я ріс під думу тополину
При полину і солов’ях,
І вираз «сонячна Вкраїна»
Я оцінив лиш в цих краях.
Там, біля рідного віконця,
Повитий мріями юнак,
Приймав я пестощі від сонця
Як повсякдення вірний знак.
З тих весен літ пройшло немало…
Хоч кров повільно не текла,
Мені завжди не доставало
Того, вкраїнськото, тепла.
Того розніженого сонця
Що щедро жар свій роздає,
Що світить і в чуже віконце,
Але своє таки своє.
І хай небесне те світило
І тут таке, як і у нас,
Якась мене штовхає сила
Підставить спину зайвий раз.
Знать, актуальні і донині
Оті Тарасові слова…
Хоч світить сонце на чужині,
Але не надто зігріва.